Мы молились, чтобы отец вернулся

Когда началась война, мне шел седьмой год. Жили мы на Чепецком перевозе. В тот день на нашем берегу собралось много мужчин и провожающих их. Стоял жуткий рев: люди прощались навсегда. Среди уходивших на фронт были мой отец, Николай Степанович Казаков, его брат Иван и мамин брат Филипп Лопатин (внук его, Николай Лопатин, работает в горгазе).
Почти сразу же на моих дядюшек пришли похоронки. Останавливавшиеся у нас солдаты из Николаева рассказывали, как они погибли: сгорели в сарае, где решили спрятаться во время бомбежки. Но жены ждали их возвращения всю войну и до самой своей смерти.
А вот моему отцу повезло. Ранен он был у населенного пункта Раменское, что под Москвой. Во время передышки между боями пошли к полевой кухне. Идущего впереди перерезало пополам. У отца вырвало половину правой лопатки, было касательное ранение головы. После лечения в госпитале его направили на санитарный поезд № 116. Правая рука у него не поднималась и стрелять он не мог, вот и переносил раненых до конца войны. Забирали их с передовой, из полевых госпиталей и развозили по эвакогоспиталям, в основном находившимся в Сибири. На обратном пути санитарный поезд останавливался в Фаленках. Приезжали на Чепецкий перевоз на лошадях, а женщины и подростки к этому времени готовили чурку: рубили березы, пилили их на 10-сантиметровые тюлечки, кололи и развозили для просушки по деревенским баням. Сухие чурки складывали в большие корзины, которые забирали санитары и дальше ехали за ранеными.

Только в один из приездов папа приехал не с пустыми руками: привез буханку хлеба и масла, хватило которого на пять ломтиков. Было масло то ли американского, то ли английского производства и по вкусу напоминало солидол. Свой кусок я есть не стала (только хлеб испортили!) и спрятала его под лестницей.
Прошло много лет, а я думаю: наверное, отец потому вернулся с войны, что мы, его дети (было нас четверо. Пятый, самый младший, родившийся в 41-м году умер от голода), просили Бога об этом. Мама ставила нас перед иконами и заставляла молиться, говоря, что детская молитва лучше доходит.
Очень трудно было в годы войны. Почти день и ночь работали наши мамы и 16-17-летние подростки. Особенно трудно было последним: они рубили лес, полуголодные, плохо одетые работали на сплаве. Хватало работы и нам, детям. Надо было воды натаскать, нарвать травы себе и корове (как она нас выручала!), набрать клеверных головок и гнилой картошки для лепешек. Собирали грибы и ягоды. Как-то отправились за ягодами с подружкой. Она все, что собрала, съела, а мне надо было ягоды домой принести. И это спасло. У подружки, съевшей ягоды на голодный желудок, случился завороток кишок. Дома была одна, мать работала километрах в пяти от деревни. На второй день девочка умерла. Уже в четвертом классе я вместе со взрослыми боронила на лошади.
Село выжило за счет травы, картошки. Каково же было в городах, где ничего этого не было, а заводы должны были работать!
Закончилась война, вернулся отец домой с орденом Славы IIIстепени, медалями. Работал бригадиром на Чепецком перевозе, где самым первым построил дом. Семья отца жила в Дроздах, а когда братья обзавелись собственными семьями, выбрал отец местом жительства берег Чепцы. Потом рядом дома построили два его брата. Так и появилась деревня.
В 1948 году мы переехали в Фаленки, отец выучился на шофера и работал всю жизнь в колхозе. Умер в возрасте 80 лет. А у меня в памяти встречи отца с фронтовыми друзьями: они всегда плакали, вспоминая войну.
Е. ВАГИНА, п. Фаленки.
фото из домашнего архиава