Я очень горжусь своим папой

Мой папа, Буров Николай Викторович, служил срочную службу в Литве. Летом 1986 года, вскоре после аварии на Чернобыльской АЭС объявили набор на обучение операторами автобетононасосов для ликвидации последствий аварии. В течение двух месяцев обучили по ускоренной программе теории и практике работы на бетононасосах. Прошли очень строгую медкомиссию, после которой от группы отсеялось несколько человек. Стоило только намекнуть, что что-то где-то болит – и медкомиссия не допускала к работам в Чернобыле.

Из папиной группы остались 4 человека. Их определили в 11 район – участок бетононасосов на машины обслуживания – бортовые ЗИЛ-130. На второй день их повезли на АЭС знакомить с обстановкой. С расстояния 100 м папа впервые увидел разрушенный реактор, саркофаг ещё только начинали возводить. Стоял сильный радиационный фон, долго находиться рядом было нельзя. Зрелище было жуткое. Громадное, 70-метровое здание почти полностью разрушенное, всё обгоревшее. Показали наиболее безопасные места, укрытия, где находились операторы бетононасосов между сменами (смена от 20 минут  до 1 часа  в зависимости от радиационного фона).

Работали круглосуточно в смены  по 12 часов. Для работы ночью станция ярко освещалась множеством прожекторов, а над самим реактором висел аэростат с мощным прожектором-«люстрой», дававшей практически дневное освещение (на снимке). На монтажных площадках в отдалении сваривались металлоконструкции – защитные стены высотой 12 метров. На специальных платформах их подвозили к реактору и устанавливали с помощью огромных подъёмных кранов. Затем внутрь этих стен и за них бетононасосами (на снимке) закачивался бетон, который круглосуточно и непрерывно подвозили сотни машин с четырёх специально построенных возле Чернобыля бетонных заводов. Все бетононасосы были оборудованы видеокамерами и мониторами, но из-за радиации они либо выходили из строя, либо просто не передавали изображение. Поэтому приходилось всё контролировать визуально, «на глазок». Исправно работали только видеокамеры на подъёмных кранах. Оператор в защищённой свинцом кабине видел только изображение на экране и получал команды по рации из бункера, где тоже были установлены мониторы.

По мере роста защитной стены бетононасосы устанавливались на затвердевших бетонных ступенях саркофага, чтобы подавать бетон всё выше и выше. Управление ими осуществлялось на расстоянии с помощью радиопультов дистанционного управления. Но для ремонта, заправки и обслуживания приходилось подниматься непосредственно к насосам. Один раз буквально на несколько минут на 17-ую отметку (вторая ступень) саркофага поднимался и мой папа. Уровень радиации там составлял более 10 рентген в час, что в миллион раз выше нормы (10-12 микрорентген в час).

В целом же  работа папы заключалась в перевозке из Чернобыля на АЭС запчастей, труб, ремонтного, инженерного персонала, дозиметристов. В машине у папы дозиметристы часто оставляли армейский дозиметр ДП-5Р. Папа умел им пользоваться и мог сам замерить уровень радиации в разных местах, чтобы знать, где можно находиться, а где даже останавливаться опасно. В 10-километровую зону был строгий пропускной контроль, стояли КПП. Для всех были оформлены пропуска с фотографией (на снимке). Перед выездом на смену в отделе дозиметрического контроля получали индивидуальные дозиметры, по возвращении ежедневно считывались показания, по которым определялась полученная доза облучения.  

Основным и практически единственным средством защиты от радиации был марлевый респиратор – «лепесток», который достаточно надёжно защищал от вдыхания радиоактивной пыли. Респиратор носили постоянно по дороге на АЭС и на самой станции и снимали только в помещении, меняя их по нескольку раз за день.  Ежедневно принимали душ, очень часто меняли верхнюю одежду. Машины мыли при каждом возвращении с АЭС на специальном пункте обработки перед въездом  в Чернобыль (на снимке). 

Машина, на которой работал папа, была обычным ЗИЛ-130 (на снимке) и не имела никакой защиты от радиации. А вот машины и тракторы, постоянно работающие возле реактора, имели защищённые кабины из металла толщиной до 50 мм, а некоторые ещё дополнительно обшивались свинцовыми листами. Говорили, что такая кабина весила до 10 тонн. Для передвижения по зоне военными часто использовались бронетранспортёры.

В середине сентября впервые съездили посмотреть на г. Припять, находящийся в двух км от АЭС. Город обнесен колючей проволокой, въезд закрыт. Улицы патрулировали военные, охраняя оставленное имущество от мародёров. Тогда ещё была надежда, что жители вернутся в город. Красивый, но мёртвый город. Делалось страшно  от его пустынности и безлюдия.

Ещё одно из печальных мест Чернобыльской зоны – Рыжий лес. Через него проходила дорога от Чернобыля на АЭС. Папа вспоминает, что, когда проезжали этот участок дороги, радиационный фон сильно повышался, а останавливаться в тех местах было запрещено. В 1987 году вокруг Рыжего леса был насыпан вал высотой 2,5 метра и общей длиной около 3,5 км. Лес был вырублен, свален в траншеи и засыпан слоем почвы толщиной около 1 метра.

Папа работал в Чернобыле до 25 декабря, то есть вместо предполагаемых двух месяцев – четыре. В ноябре из-за нехватки людей несколько смен работал оператором бетононасоса на заливке боковой стены саркофага и на строительстве могильников для радиоактивных отходов между АЭС и Припятью. К концу декабря строительство саркофага было  практически закончено.

По словам папы, когда он  с товарищами работал в Чернобыле, не было страха, не думали о последствиях, хотя все очень тщательно соблюдали правила гигиены. Царила атмосфера товарищества, взаимовыручки. Никто не отказывался от работы, выполняли то, что поручали, хотя очень часто личные дозиметры показывали высокий уровень радиации. Люди чувствовали, что делают очень нужную для человечества работу.

Один из командированных офицеров привёз с собой фотоаппарат. На несколько дней папа взял аппарат и отснял несколько десятков кадров в Чернобыле и на АЭС. Теперь эти уникальные фотографии – наша семейная реликвия.

За время работы  по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС папа получил три грамоты за доблестный и самоотверженный труд и за успешное выполнение правительственного задания по ликвидации последствий аварии, а также две благодарности. А в 1997 году указом Президента Российской Федерации он был награждён орденом Мужества (на снимке). Я горжусь своим папой.

Андрей Буров.

Снимки из семейного альбома Буровых.