Сорок пять суток в мертвом городе

Чернобыль... Гулким эхом отдаются в сердцах и памяти события той далекой трагедии. Даже те, кто не был в тех местах никогда, с сочувствием и болью вспоминают страшный взрыв 26 апреля 1986 года на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС, унесшей впоследствии жизни тысяч людей. Так или иначе эта авария, расцениваемая как крупнейшая в своем роде за всю историю ядерной энергетики, коснулась каждого.
...Взрыв полностью разрушил реактор. Здание энергоблока частично обрушилось. В помещениях и на крыше начался пожар. Впоследствии остатки активной зоны расплавились. Смесь из расплавленного металла, песка, бетона и частичек топлива растеклась по подреакторным помещениям. В результате аварии произошел выброс радиоактивных веществ, в т.ч. изотопов урана, плутония, йода 131 (период полураспада 8 дней), цезия — 134 (п\п 2 года), цезия — 137 (п\п 33 года), стронция — 90 (п\п — 28 лет). Положение усугублялось тем, что в разрушенном реакторе продолжались неконтролируемые ядерные и химические (от горения запасов графита) реакции с выделением тепла, с извержением из разлома в течение многих дней продуктов горения высокорадиоактивных элементов и заражении ими больших территорий. Остановить активное извержение радиоактивных веществ из разрушенного реактора удалось лишь к концу мая 1986 г. мобилизацией ресурсов всего СССР и ценой массового облучения тысяч ликвидаторов.
Вряд ли думал, уехавший в восьмидесятых годах на Украину Николай Иванович Посохин, уроженец деревни Бобыли Николаевского сельсовета, что придется ему стать ликвидатором последствий чернобыльской аварии. В то время он с семьей жил в городе Орджоникидзе Днепропетровской области и работал в карьере на добыче марганца. О том, что случилось в конце апреля 1986 года на АЭС, конечно же, знал, как и о том, что приезжают туда со всех концов Союза. Чернобыль, как когда-то целина или БАМ, собирал людей. Только сюда они ехали устранять беду, и не всегда добровольно. Но случай был из ряда вон. Пришло время, и Николая пригласили в военкомат. Всё сразу стало ясно. В сентябре 1988 года он в числе очередной группы рабочих выехал к месту аварии.
-Наша часть стояла за зоной отчуждения, на окраине села Ораное. В 30 км от нас город Припять. Мы занимались уборкой территории города — улиц, садов, скверов. Убирали мусор, сухую траву. Сжигать это было нельзя, всё вывозили на грузовиках к месту захоронения. Выносили и тоже увозили для захоронения вещи из домов жителей Припяти. Оставалась только мебель. Может быть, её увозили потом, но при нас — нет. Город был абсолютно необитаем. И это поражало. Новые красивые дома стояли пустыми, по улицам не ходили горожане, не бегали дети. Подъезды были закрыты и опечатаны. В квартирах остались вещи, книги, мебель. Зашли в одну — там стоит пианино, а кто-то ведь недавно на нем играл. Может быть чей-то ребенок. В подвале другого дома — полно всякой консервации. Всё брошено, оставлено несчастными жителями.
«... В ночь на 27 апреля участковые инспекторы вместе с сотрудниками паспортного стола горотдела милиции совершили подворный обход всех жилых домов... Расчеты показали, что в городе 160 домов с 540 подъездами. Общее число жителей составило 47 тыс. человек, из них 17 тыс. детей и 80 лежачих больных. В 13 ч. 50 мин. Жители города были собраны у подъездов своих домов. В 14 ч. были поданы автобусы, началась посадка... автобусы направились до пунктов дезобработки, а оттуда в места расселения в деревнях. В 16 ч. 30 мин. эвакуация г. Припяти была практически завершена...»
«Эвакуация жителей г. Припяти после аварии на ЧАЭС. (bluesbag 6.narod.ru)».
Николай Иванович вспоминает как по улицам города ходили дозиметристы и время от времени измеряли уровень радиации на почве и в воздухе. А дорога, ведущая в Припять, по которой машины с рабочими ездили на уборку территории, поливалась водой, чтобы прибить пыль и не дать мелкодисперсионным радиоактивно зараженным частицам распространяться. И это два с лишним года спустя после взрыва. До зоны отчуждения рабочие ехали на одних машинах, на пункте дезобработки пересаживались на другие и въезжали в радиоактивную зону. Работали по четыре часа и возвращались обратно. Вновь меняли машины, одежду. Жили в палатках по 30 человек. Кормили хорошо. Постоянно были салаты, масло, овощи, пили всё время минералку. Её привозили ящиками, ставили у палаток — и пей сколько влезет. Утром и вечером — обязательно.
-А как чувствовали себя в то время, - не удержалась я от вопроса, - да и потом?..
-Никто ни на что не жаловался, ни там, в Припяти, ни когда вернулись домой. А вот кто в первый год ездил, те да, болели... У меня через 3 месяца после этой командировки резко ухудшилось зрение. Но я не знаю — от Чернобыля это или от возраста. А сейчас кости болят...
Николай Иванович вновь погружается в воспоминания, рассказывает о своей работе в Припяти. Сорок пять суток в мертвом городе. Лишь однажды в одном из брошенных хуторов где-то на границе зоны отчуждения он увидел старика. Видно, дед не захотел бросать свою хату и ехать куда глаза глядят. Остался доживать свои горькие дни в родном доме. И странно, и грустно было его там встретить.
Осталось в памяти Николая Ивановича сосна в виде трезубца, растущая около города. И форма её необычная, и её история. В Великую Отечественную войну фашисты вешали на ней партизан, а в 1986 году она пережила Чернобыльскую трагедию.
-Удивительно, но она стояла совершенно зеленой, в то время, как растущий неподалеку сосняк был с пожелтевшими кронами, - вспоминает Посохин.
Вот на сколько велика была жажда жизни даже у дерева. У подножия её — плита с надписью:
И ты, идущий по весне
Остановись.
И поклонись ей низко.
Кому?
Да этой вот сосне,
Сосне, что стала обелиском.
Поклониться надо и тем, кто с момента аварии на ЧАЭС нёс неустанную и опасную службу по ликвидации последствий этой катастрофы.
«...В декабре 1995 года был подписан меморандум о взаимопонимании между Правительством Украины и правительствами стран «большой семерки» и Комиссией Европейского Союза, согласно которому началась разработка программы полного закрытия станции к 2000 году. 15 декабря 2000 г. был навсегда остановлен реактор последнего, 3-го энергоблока».

Прошли годы. Николай Иванович хранит в памяти своей те 45 незабываемых суток. Если и захочешь, то не забудешь. Такое остается надолго, наверно, в самом сердце. Теперь Николай Иванович на пенсии, занимается рыбалкой, охотой, сбором грибов и ягод. Сам мастерит лодки, исправно ведет хозяйство. И очень любит свой край — красивый, живописный. Вспоминает и Украину, где жил больше десятка лет, и очень надеется, что людям больше никогда не придется бороться с невидимой смертью.
Наталья ШЕЙФЕР.
фото автора